Сага о свободе 1

Как казаки

Гавани серебристые

Окно в небо

История любви

СТИХИ

ПЕСНИ

           Есть на земле одно место. Оно называется серебристые Гавани.  Хочу я туда попасть с самого детства. Манит  меня звездное небо и уходящая в бесконечность гладь воды.

           Корабли с трепещущими на ветру парусами и реющими флагами. Они уходят в море, и парят по воде, напоминая чем-то чаек. Там в серебристых Гаванях ждут меня все те, которых я любил и люблю, и которые любили и любят меня. Там скажут мне, привет Олег! Пойдем по этой лунной дорожке, смотри какая чистая и теплая вода.

            И мы пойдем по воде, и будем болтать о разных пустяках и серьёзных вещах. И меня будут похлопывать по плечам и весело смеяться, а кто-то вспомнит какую-то очень давнюю историю и мы улыбнемся. И мы все будем очень рады, что идем мы теперь по этой лунной дорожке.

            Мы будем идти по воде  и впереди нас будет ждать  самое главное и самое настоящее, то, ради чего и была вся предыдущая жизнь.

          Я точно знаю, что Гавани серебристые существуют.

          Однажды я понял, что такое любовь. Я понял это очень поздно.  И мне никто не поверил, кроме одного человека. Она поверила, но ничем не смогла мне помочь. Так бывает.

          А когда боль чуть поутихла, я вышел на самую середину города и закричал: Гавани серебристые существуют! Но люди шли, занятые своими заботами, угрюмые и веселые, одетые хорошо и не очень, молодые и пожилые. Только пара девчушек-хохотушек оглянулись на меня и прыснули в капюшоны.

         Тогда я побежал, я побежал, размахивая над головой барсеткой, я хватал их за плечи, я кричал им в уши: Гавани серебристые существуют! Меня отталкивали, оборачивались, кто-то толкнул меня довольно сильно и я чуть не упал.

           Но люди заинтересовались, безликая, как казалось толпа, всколыхнулась, кто-то даже вытянул шею, чтобы посмотреть, что это там случилось? Пара крепких мужчин стала подбираться ко мне поближе, а одна сердобольная женщина вытащила мобильный телефон и стала что-то в него говорить.

            Тогда я выбежал на проезжую часть, провалившись по пути по самую щиколотку в воду. Я кричал им: Гавани серебристые существуют! Они окружили меня. Там были лица серьезные, удивленные, жующие, недоверчивые, равнодушные, веселые. Но что самое удивительное, больше всего там было лиц сочувствующих и добрых.

           И я закричал им: Гавани серебристые существуют! Люди поверьте мне, существуют Гавани серебристые! Я хватал их за руки, я смотрел им в глаза, я их умолял, я даже плакал перед ними. Я хотел, чтобы они поняли.

           А люди стояли молча. И никто из них не сердился на меня. Почти совсем никто. Надо сказать о том, что из-за меня на проезжей части собралась толпа и  это тормозило движение машин. Образовалась пробка.

            Из машин выбегали водители, крича и ругаясь, они были страшно занятые. Они вбегали в толпу, но, почему-то, не добирались до меня. Они становились частью толпы и тоже начинали смотреть и молчать.

           Меня это заинтересовало. Почему никто меня не связывает, не увозит куда-то? Почему, в конце концов, просто не вышвырнут с проезжей части, чтобы я не мешал движению? Я вгляделся в эти лица более внимательно. В эти серьезные, равнодушные, удивленные, недоверчивые, сострадательные лица.

        И меня прошиб холодный пот. Так, что мне стало даже жарко. Они знали! Они знали про Гавани серебристые!!! Все! Даже до самого последнего равнодушно-жующего подростка с банкой джин-тоника в руке.

            Они знали и молчали. И я замолчал тоже. Кто-то погладил меня по руке. Кто-то улыбнулся и дружески хлопнул меня в плечо. Какая то молодая женщина протянула мне что-то блестящее, кажется какие-то таблетки.

             А я стоял и не мог пошевельнуться, они знали! Они знали про Гавани серебристые! Меня вывели с проезжей части. Мне что-то говорили, что-то очень хорошее и доброе, я не помню. Толпа стала постепенно расходиться.

             Только эта молодая, симпатичная женщина с таблетками, всё оставалась рядом со мною, и говорила мне что-то ласковое и смешное. Потом она нахмурилась, потом рассмеялась, потом сунула таблетки мне в карман и убежала. А я стоял и никак не мог понять, как же так, они знали?

            А потом я засунул барсетку под мышку, и зашагал на работу. Я шел по лужам и юный, хрупкий  лед умоляюще трещал под моими ногами. Он был ни в чём не виноват. Я стал стараться обходить лужи.

             Они знали! Люди знали про Гавани серебристые! Просто они стали слишком большими и серьёзными, они стали слишком мудрыми и заботливыми, и они забыли! Они мало верили в свои Гавани.

            Я шел на работу и вода весело хлюпала в промокшем ботинке. Я вспомнил свою недавнюю знакомую. Так вот о чем она мне говорила! Она говорила мне о том, что она тоже верит в серебристые Гавани.

           Она рассказывала мне что-то о своей жизни, а потом нахмурилась и сказала, что если я буду так себя вести, то  заболею нехорошей болезнью. И какие же тогда будут мне Гавани? Ведь Гавани это не мечта? Гавани это реальность? Я послушно кивнул головой.

           Ну вот, она улыбнулась, ты должен быть здоровым и сильным, чтобы попасть в свои Гавани. Может быть, мы там встретимся, она улыбнулась снова, сунула мне что-то в карман, и убежала в толпу. 

             Жаль, что я не поговорил с ней. Я сунул руку в карман и достал какую-то пластинку. Действительно таблетки. Я не читая, разорвал пластинку и проглотил одну капсулу.

             Надо мною нависал город. Он  вглядывался в меня громадами многоэтажек. Он смотрел внимательно и строго.

           А я шел и шел вперед, пробираясь между  домами и магазинами, проходя мимо соборов, обходя памятники, минуя мосты и перекрестки. И, внезапно, город ожил, он взглянул на меня из под косматых бровей, которые начинались где-то на Исаакиевском соборе, и заговорил.

           Он спросил меня: когда же ты повзрослеешь, Олег? Посмотри на меня. Мне триста лет. Это почти ничего по сравнению с другими городами. Но я и то взрослее тебя. Ты думаешь, я не знаю про серебристые Гавани?

            Ошибаешься, знаю. Но я не могу жить только будущим. Я ответственен перед людьми, которые живут здесь. Я ответственен здесь и сейчас. Посмотри на меня. Люди всего мира восхищаются мною и называют Северной Венецией. Неужели ты думаешь, что меня строили  мечтатели?

            Нет, меня строили серьезные и спокойные люди. Если бы они все время думали о каких-то Гаванях, что бы сейчас здесь было? Когда же ты повзрослеешь? Посмотри на своих друзей. У них у всех уже есть дети. Что, вообще, может быть в мире лучше этого, скажи мне, невозможный ты человек? 

             Ты ведь любишь детей? Ты ведь очень хочешь, чтобы у тебя была дочка? Я ведь все знаю. Когда же ты повзрослеешь, Олег? Я шел, и мне было нечего ответить. И вода предательски хлюпала в ботинке. Они правы. Они все правы, все эти люди, все эти добрые, бегущие, равнодушные, мудрые и веселые люди.

             Прав и город. Да и как ему быть неправым, когда он в триста лет уже такой взрослый? И всё знает, даже про дочку. Я повзрослею, я обязательно повзрослею. Но я не предам вас мои Гавани. Я буду верить в вас крепко и непреложно.

              И именно поэтому  я пойду, в свое время, по воде, весело болтая и наблюдая за лунными бликами.  И будут там и корабли, похожие на чаек, и звезды в ночном небе. И множество важных дел, от которых будет многое зависеть, но делать которые будет весело и легко. И среди тех, которые будут со мною, и среди которых буду я, будет и она. Потому что она тоже верит в серебристые Гавани.

            Я шел и шел, и впереди уже показалось здание моего офиса, такого родного, и такого забытого за этот день. Обязательно надо будет просушить носок. Можно будет его повесить за батарею. Там никто не увидит. И поставить напоминание в компьютер, что бы не забыть его одеть, а то пойду домой босиком, с меня станется.

           Я снял офис с сигнализации, и стал отпирать дверь, огромную, железную, чем-то похожую на мамонта. Дверь, почему-то, не отпиралась. Я вытащил ключ из замочной скважины и поднял голову, чтобы посмотреть не случилось ли что с ним. И чуть не выронил его от удивления.

            В утреннем небе передо мною сверкали и переливались всеми оттенками серебра мои Гавани. Я потрогал руками глаза. Гавани были настоящие. Они были реальны, как моя рука, или как эта железная дверь, похожая на мамонта. Они пели и звали к себе. Стоило только сделать шаг. Уже виднелись кончики парусов и флагштоки, развевающиеся на ветру. Один только шаг. Я понимал это так же отчетливо, как… как когда тебе говорят, я тебя не люблю, ты понимаешь что всё, ничего уже нельзя изменить, всё кончено.

              Они были так же отчетливы, говорю я, и мне надо было сделать всего один шаг. Один шаг. Я посмотрел на серебристые Гавани в последний раз, улыбнулся, и стал отпирать дверь.

              Там ждал меня мой офис, ждала серьёзная, ответственная работа. И ещё чайник. Его обязательно надо будет заварить. Чудесный чай с каркадэ. Его надо заваривать по особому рецепту и обязательно в специальной плошечке.

              Простите меня мои Гавани. Я вернусь к вам, я обязательно вернусь. Через год, или два, а скорее всего, через десять или двадцать, а может быть тридцать лет. А сейчас мне надо остаться здесь. У меня будет дочка и я расскажу ей про серебристые Гавани. Обязательно.

                И мы пойдем по воде, болтая и весело смеясь. Все вместе. Я открыл дверь в мой родной  офис такой душный и труднопроветриваемый, вечно звенящий телефонными трелями, кричащий, топочащий, деловой и полный жизни днем.

       Такой полный надежды по вечерам и пульсирующий тоскующей сердечной болью по  пути домой. Этот многоликий офис показался мне сейчас просторным и мелодичным.

              Из этого офиса начиналась, только начиналась, моя дорога в настоящие серебристые Гавани. Я никогда не забуду вас, мои Гавани, но теперь всё новое.